- Обещай мне, что ты будешь осторожен.
Рейнальд обернулся, оторвавшись от револьвера, с которым возился весь вечер, больше для того, чтобы сосредоточиться и настроиться перед тем, что им с Виктором сегодня предстояло сделать, посмотрел на нее, замершую темным выхваченным тусклым потоком света силуэтом прямо в дверном проеме, и ему не нужно было видеть ее лицо и глаза, чтобы знать, как именно она на него сейчас смотрит.
- Я всегда осторожен, - он на несколько мгновений задержал на ней взгляд, прежде, чем вернуться к своему монотонному занятию, скрашивавшему время до приезда Викториена, убивавшему ненавистные минуты ожидания, которое он так не любил.  – Даже сейчас. Я не думаю, что там нас ждет отряд убийц с серебром в кобуре, и все же… - Рэйвен снова обернулся к ней, держа высоко висящий на указательном пальце револьвер, покачивающийся в приглушенном свете и бросавший причудливую тень ей под ноги, - видишь? Как я осторожен.
Для твоего спокойствия. Как бы ни было это глупо и наивно - полагать, что заряженный серебром револьвер и пистолет попроще с простыми, самыми обычными пулями перевесит чашу весов, на которой лежали беспокойство и подспудный легкий страх, что однажды он просто не вернется назад, в сумрачную квартиру в старинном доме на Блэквэлл-Гарден, и они… нет, она снова осиротеет в мире, навсегда изменившемся для нее двенадцать лет назад.
- Я буду надеяться, что он не понадобится, - Мел подошла ближе, совсем близко, так, что запутавшийся в ее волосах тонкий аромат стал отчетливее, и он хотел что-то ответить ей на это, но ее лицо загородило свет в соседней комнате, когда густую тишину дома разрушил звонок в дверь, возвестивший о том, что Виктор все-таки приехал – в глубине души Рейнальд все-таки в нем сомневался, а, может, сомневался в Рэйле де Вайи, что прислал своего сына к нему, зная, во что тот вынужденно ввяжется и чем это может для него в итоге закончиться. Снова отметив про себя, что тот мало печется о благе своих детей, и примерив на себя это умение не трястись над каждой привязанной тобой и к тебе жизнью – сам бы Рэйвен так никогда бы не сумел, когда неуютная дрожь сводит пальцы всякий раз, когда Мел слишком долго нет. Он поднял глаза на вошедшего Виктора, привычно, как дома, расположившегося в его кресле – без спроса, мелочь, сейчас совсем не время считаться и напоминать друг другу о пыльном этикете, когда им вдвоем идти вскрывать загадки братца этого самодовольного Виктора, однако Рейнальд с трудом мог отделаться от легкого раздражения на его вальяжный тон, с которым он к нему заявился.
- Хватит разговаривать тоном, как будто ты собрался на рандеву, - едко проговорил Рэйвен, отложив на подоконник заряженное оружие. – Надеюсь, ты догадался взять с собой что-то острее своего языка? У меня для тебя плохие новости, Виктор, мы идем с тобой осмотреть квартиру твоего братца, и я предполагаю, что там мы вполне можем… встретить тех, кто нам не рад.
Хотя такая вероятность стремится к нулю, жизнь уже несколько раз радовала его неприятными совпадениями.
- Играть, уволь, я не намерен, если для тебя это игра, дверь вон там, - он кивнул в сторону невидимого отсюда выхода и смерил Викториена недовольным взглядом, убедившись, что тот не собирается уходить, продолжил, уже ровным голосом. – Пошли, расскажу по дороге до места. Надеюсь, ты знаешь, где твой родич жил?

… Рассказ вышел на удивление коротким, наверное, потому, что часть де Вайи знали и так, хотя имя Питера Вайса Виктору ничего не сказало, и пришлось объяснять. Казалось, тот обескуражен масштабами дела, и Рейнальд его понимал прекрасно – было ясно, что нет там никаких теплых эмоций, нет преданности, нет уважения, вернее, не было, однако каждый из них, разделивший каплю крови Рэйла де Вайи, был звеном в цепи, и никому не будет приятно быть звеном тогда, когда одно из звеньев проржавело. Ржавые звенья принято менять, хотя Рейнальду сейчас уже казалось, что Чарльз давно выпал из поля зрения собственной семьи.
- Вайс мутил это дело с кровью, но он нем не беспокойся, его мохнатость нас уже не побеспокоит. Его шушерой уже занимается ОКПУ, и, видимо, ОКПУ кто-то боялся больше, чем вас. Вот, что Чарльз отдал мне, когда я видел его в тот раз, - единственный и последний, - думаю, Гектор Кройнц тебе знаком. Чарльз когда-нибудь при тебе упоминал его имя?
Между тем они свернули к нужному дому, но Рейнальд не спешил выходить, сперва жаля получить свои ответы.

Дом в старом районе Регена, старый дом, снаружи казавшийся ветхим, сейчас погруженный в дождливую, мерцающую влажным холодным светом полутьму, казался неприветливым и угрюмым, мрачной  каменной оболочкой, облекающей тайну, которую хотел сохранить. Рейнальд оглядел поднимающиеся вверх и сливающиеся с темнотой в небе этажи, балконные решетки, которые хищно поблескивали в свете фар проезжающих редких машин, в свете ленивых фонарей, что горели через один, остановился взглядом на длинном ряде одинаковых окон на пятом этаже, как будто там можно было что-то разглядеть – окна были темны, и ни намека на движение внутри. Как же это глупо… как будто он и вправду думал, что там есть кто-то, когда там едва ли даже тараканы и крысы могли завестись, чтобы потом сдохнуть от бескормицы. Да, Виктор совершенно прав был в своем легком недоумении, когда спрашивал его, когда интересовался, неужели он всерьез рассчитывает кого-то там увидеть и встретить, и тем боле – кого-то, представляющего угрозу, чей смутный неясный образ маячил перед ними вперед в именах и фактах, за горизонтом событий, которые случились уже и еще только собираются случиться. И тем не менее, тяжесть револьвера в глубоком кармане пальто казалась уместно-правильной, как будто не доставало бы этой тишине и темноте чего-то, не возьми он его с собой. Не возьми Виктор свой, несмотря на то, что сомневался в том, что там кто-то есть.
- Я знаю, что стоило, - сдержанно проговорил Рейнальд, все еще разглядывая темные окна под витиеватым карнизом, что уже начал сдаваться на милость регенскому воздуху. – Но тогда я еще не знал и не понимал всего, что происходит, я сложил все воедино позднее, да и вообще… я не мог подумать даже, что сын Рэйла пойдет на такое,- отчасти это звучало как оправдание себя. Он уже много раз и сам успел подумать, что, быть может, спроси он Чарльза тогда, вытряси он еще тогда из него всю правду, возможно, этот олух был бы жив. А живым он был полезнее, чем мертвым, и не только они это понимали. Именно поэтому Чарльз теперь в морге ОКПУ, молчаливый, могила своих невеликих, мелочных тайн и секретов. – Хотя возможно, он тогда и сам не все знал.
Рейнальд, наконец, посмотрел на Виктора, но тот ничего не ответил, кажется, кивнул только, поняв его без лишних расспросов и лишних объяснений. Кажется, все-таки отчасти надеялся, что Чарльз действительно не знал, во что ввязался, как надеялся и Юлиан, и обоих Рэйвен мог понять – никому не хочется знать, что вампир из клана де Вайи сознательно пошел против своих, попреки всем правилам и законам, устоям их мира, которые на его памяти так беспардонно нарушал только Шэйн. Чарльз не был похож на Шэйна, и потому Рейнальд вполне допускал, что Виктор и Юлиан  имеют право на свою робкую надежду.
Квартира, как и следовало ожидать, была опечатана – клейкий стикер с эмблемой ОКПУ и печатью мерцал в темноте фосфоресцирующим клеймом организации, наверное, для тех,кто не видит в полумраке так, как они. С минуту Рейнальд постоял перед закрытой дверью, которая, конечно, закрыта на ключ не была – ключи от квартиры пропали вместе с личными вещами Чарльза, как удалось выяснить через Анастасию. Печать казалась целой, это давало надежду на то, что они первые здесь, хотя верилось в это с трудом – двое суток прошло, и ключи пропали. Рейнельд натянул перчатку и мизинцем попытался было отогнуть светлую ленту, но замер, словно учуявший неладное зверь, медленно убрал руку и посмотрел на Виктора, который явно недоумевал, почему он остановился.
- Мне не нравится идея рвать окпушную печать,  - задумчиво пояснил он, глядя на дверь. – Пошли через карниз. Надеюсь, ты не боишься высоты.
Смешок долетел до него тогда, когда Рэйвен уже поднялся вверх на один пролет, туда, где так услужливо смотрело на город слуховое лестничное окно. Открыть его не составило труда, шаг – и под ним уже темный асфальд в двадцати метрах внизу, крыши машин и мигающие красные огоньки сигнализаций. Это напомнило хождение по металлическому бордюру балкона Скай-тауэра, только тогда до земли было больше сотни метров, и сорваться со скользкого и мокрого металла небоскреба было проще. Рейнальд слышал за собой осторожные шаги Виктора, явно впервые совершавшего такое, и эта мысль его неожиданно развеселила – боевое крещение домашнего мальчика Викториена де Вайи, которому отец почему-то решил поручить это дело, на пару с тем, кто пятнадцать лет пробыл в нигде и выживал там, где ни один из детей ночи не выжил бы.
- Надеюсь, ты в перчатках, - перед тем, как толкнуть от себя оконную раму, он обернулся через плечо, чтобы удостовериться, что на руках Виктора перчатки, и рама поддалась только с третьей попытки, тогда, когда застонало от удара стекло. Их могли слышать – эта мысль пришло слишком поздно, когда он уже оказался внутри, в темной гостиной. В гостиной пахло старой кровью.
- А теперь ищи, - негромко проговорил Рейнальд, стараясь не думать, почему в квартире Чарльза пахнет кровью. Подозрение было мерзким.

Виктор скрылся в глубине квартиры, а Рейнальд пару мгновений смотрел в темноту, откуда доносились едва слышные шаги сородича, послушно выполнявшего почти что его приказ. Тихие шорохи, шебуршение, похожее на то, как возится под половицами осторожная мышь, едва заметные тени, что ложатся на темный блестящий паркет, выдавая неясными очертаниями его движения. Молчаливый дом казался враждебным, ощерившийся острыми тенями, он, казалось, не хотел выдавать тайну своего хозяина, который уже ни о чем не может рассказать сам, и только немой безмолвный крик вырвется из обожженной черным пламенем глотки – там, за тонкой невидимой гранью, что отделяет их мир от юдоли боли и бесконечного отчаяния. Почему-то не было ни единого сомнения, что именно бездна приютила мятежный дух Чарльза – мстительно и жестоко, но он этого хотел.
Он бродил в полумрачных комнатах бездумно, бездумно и как-то растерянно шаря взглядом по тому нагромождению лишних предметов и старой мебели в квартире, в которой брат Виктора явно жил один – пустые стены ничего не запомнили, казалось, и Рейнальд почти ничего не чувствовал, хотя должен был, должен был ощутить их тени в этих тенях. Дом молчал, одинокий и брошенный. Где-то едва слышно возился Виктор, перерывая вещи старательно, как ребенок, которому впервые в жизни поручили ответственное задание, пообещав похвалу и первую настоящую заслуженную награду, и сквозь несколько перегородок, которые в этом старом доме не то, что бумажные стены современных многоэтажек, можно было различить только отзвуки и его движений, да тихий присвист ветра в открытом окне. Взгляд, блуждавший бесцельно, наткнулся на массивный и безвкусный письменный стол, заваленный бумагами. Рейнальд наугад вытащил какую-то папку из вороха исписанных листков, исчерченных схемами, скользнул глазами по распечатанным на цветном принтере фотографиям… пролистал содержимое папки, особо не надеясь что-то там найти: глупо надеяться, не нужно обладать чутьем Венсана, чтобы понять, что здесь до них побывали ищейки опытнее и умелее их обоих. Поэтому, когда в дверях показался темный силуэт Виктора, Рейнальд уже внутренне был готов к тому, чтобы уйти отсюда ни с чем и даже начал думать, что им делать теперь, за какую нить ухватиться и пойти по следу, наугад…но тот сказал совсем не то, чего Рэйвен ждал.
- Ты что-то нашел? – он отложил папку, подошел чуть ближе, но, прежде, чем Виктор открыл рот и успел издать хотя бы звук в ответ, ощущение тревоги прошло вдоль спины неприятным липким холодом, и показалось, что заскрежетал едва слышно замок входной двери, не желая поддаваться… а может, не показалось, и какой-то шорох и тихий шелест шагов, шепот и голос, за секунду до того, как скрипнула половица у самого входа, и Рейнальд замер, зажав Виктору рот ладонью, не ответив на его непонимающе-возмущенный взгляд, только шикнув и движением глаз велев заткнуться. Кажется, он понял все только тогда, когда Рэйвен потянулся за револьвером, взвел курок, чтобы те, посторонние, не услышали ничего, мысленно проклиная божество совпадений, которое явно решило поставить на нем свою метку.
… Сейчас ты быстро свалишь отсюда через окно… вот ключи… тихо звякнули ключи от машины, упавшие в карман Виктору, который слушал, обратясь внутрь себя, но глаза его были устремлены на темный проем двери… садись в машину и уезжай… я как-нибудь их отвлеку, главное, чтобы ты выбрался с тем, что ты нашел…
Оставалось надеяться, что это было нечто стоящее, за что стоило рисковать своей шкурой.
- Быстро! – прошипел Рэйвен, рывком развернув Виктора в сторону двери и вытолкнув в коридор, откуда пара шагов была до гостиной, а оттуда – наружу, в темную приветливую ночь… выстрел оглушил первого, темного и плохо различимого в развязавшейся суете, Рэйвен прошмыгнул следом за Виктором, выстрелив еще раз  - и кто-то выстрелил в ответ, еще бы, чего еще ты хотел… - Какого черта ты ждешь, давай же! – рявкнул он замершему с другой стороны дверного проема Виктору, прижимаясь спиной к стене и прислушиваясь к шевелению в коридоре. Живому, теплому шевелению, взволнованно-возбужденному биению их сердец, если бы только увидеть… можно дотянуться и сжать их мягкой хваткой, раздавить, как спелый плод, полный сладости… Пока они в квартире, Вик… иди…

Он прислушивался к шуршащей тишине, настороженной темноте, в которой притаились нежданные гости. Как он не ощутил их приближение? Как мог не почувствовать бьющееся живое тепло? Рейнальд мог бы понять беспечность Викториена, не привыкшего быть обращенным в мир, вовне, всеми своими чувствами, всем своим существом ощущать малейшее движение воздуха от живого дыхания, трепет пыли под ногами или легкую дрожь земли. А он сам? Где он сам был? И он бы злился на себя, если бы было время злиться – не было. Было только другое время, время уходить, спасаться, как бы он ни ненавидел это слово, так и отдающее слабостью, но в тихом хрипе и ругани за спиной, за стеной, было слышно немое «иди». Пока они не опомнились. Рейнальд бросился в темноту, в которой видел куда лучше, чем они… глухой удар, стук зубов друг об друга, бессильный хрип, звук рвущейся на плече ткани, разрывающейся, когда он дернулся вперед, с силой отталкивая от себя одного, и еще один звук выстрела в узком проходе, от которого они оба оглохли, свист отскочившей куда-то пули, покатившейся звонко по гулкому полу на лестнице… на лестнице, он уже был на лестнице, когда один из них, которых Рейнальд так и не смог разглядеть – успеть увидеть в деталях, в памяти отпечатались их образы кусками, выхваченными в суматохе деталями: золотые часы, темные волосы с проседью, глаз, закрытый черной повязкой, но у одного это, у обоих? И что у одного и что у другого – все смешалось, их фигуры и коридорная темнота, перетекшая в темноту пустой одинокой лестницы, с которой он почти слетел, слыша, как они идут следом. Медленнее, чем он, но идут.
Он выскочил на улицу – и визг тормозов и блики фар на мокром асфальте подтвердили, что едва не под колеса проезжающей машине. Понадобилась секунда, чтобы понять, что не было проезжей части перед входом на лестницу, только тротуар, еще мгновение на то, чтобы вжаться в стену позади, спиной прислониться к твердому камню, и какие-то доли мига для того, чтобы понять, что за машина стережет подъезд. Рейнальд бросился дальше, туда, где на стоянке за фонарями уже наверняка не было его машины – и обомлел, увидев ее и Вика, вцепившегося в руль напряженно, напряженно вглядывавшегося в ночь, и… он его ждал? Топот за спиной не дал остановиться, замедлить движение от изумления, и когда кто-то закричал сзади, он уже прыгнул в машину, выкрикнул, еще даже не закрыв дверь «Давай!» Захлопнул он ее уже тогда, когда Виктор набирад скорость, а Рейнальд только и думал о том, насколько хорошо этот доморощенный птенчик водит машину, чтобы уйти от погони.