Он долго стоял под окнами дома, в рассеянном тусклом свете фонаря у самого подъезда, чья витиеватая ажурная тень лежала на белом снежном насте, который успел обновиться за это время – снег припорошил его следы, и исчезни он сейчас, может статься, покажется случайному прохожему, что никто не стоял в круге голубоватого света, никто не смотрел на одинокое желтое окно и не размышлял, а стоит ли идти. Стоит ли? Еще в тот самый вечер, когда Рэйл позвонил и сказал, что бродяга-одиночка со смешным и таким нелепым именем, скорее всего, давно уже мертв, еще когда он только говорил об этом, зачем-то рассказывая ненужные подробности – в своей привычной и раздражающей манере – он знал, что придется передать эти слова той, что малодушно просила разыскать ей вампира как последнюю надежду. Придется, ибо Рэйвен  не любил оставаться должником, и пусть поиск и попытка помочь была тщетной, бесполезной и напрасной тратой времени, которого у него было много, а вот у нее – нет, все равно придется, ведь даже отсутствие вестей в такое время это все равно вести, отправная точка, от которой е придется отталкиваться теперь, оставив пустое ожидание. Но стоило ли приходить? Приходить, чтобы лично сказать об этом, тогда как в кармане на груди все еще лежал клочок бумаги с ее номером, по которому она сама просила звонить? Рейнальд подумал об этом только тогда, когда уже приехал, и замер в тот же миг у согбенного, присыпанного снегом фонаря, сгорбившегося над пустынной дорожкой и кустами, на которых только ало горели ягоды, что даже птицы отказывались клевать.
За прошедшие  недели здесь ничего не изменилось, Рейнальд отметил про себя это так, словно надеялся на обратное, словно ждал, что найдет здесь какие-то перемены, но, кажется, даже тишина была такой же, как тем утром, пыль в углах и на ажурной люстре на лестничной площадке, тихое стрекотание внутренностей старого довоенного лифта, глядящего провалами деревянных дверей, и быть может, что даже в коридоре квартире, на светлой стене, остался незамытый след его безмолвной крови, не отзывавшейся ничем отсюда, ни звуком, ни запахом. Пахло ответшалым лаком двери, деревом, пылью, что под пальцами тихо звенела в унисон с тихим и едва различим током под тонкой, восковой кожей, чье тепло даже спустя столько дней помнят его ладони… болезненный ток, усталый и изнуренный. Рейнальд поднял голову, рассматривая серебряный номер квартиры на двери, когда изнутри прозвучал надрывный звук дверного звонка, когда за дверью послышались торопливые шаги – словно его ждали и как-то поняли внутренним шестым чувством, что это именно он стоит за дверью. Это стало только очевиднее, когда дверь открылась, и в обращенных к нему глазах было только нетерпеливое ожидание, тщательно, но неумело и неудачно скрываемое.
- Здравствуй, - коротко сказал Рейнальд, без улыбки или чего-то еще, что могло бы обманчиво настроить девушку по имени Амелия на положительный ответ на ее немой вопрос. – Я пройду?
Она молча кивнула, отходя в сторону и пропуская его внутрь, и Рэйвен заметил в тот момент, когда она закрывала за ним дверь, как подрагивают ее тонкие пальцы, не то от волнения, не то от робкой тихой боли, пронизывающей пораженное болезнью тело – ему не нужно было прикасаться, чтобы это почувствовать, а ей не нужно было ничего говорить. И, кажется, она поняла это и сама, когда обернулась и увидела его взгляд, вид, с которым Рэйвен не стесняясь ничего, бесцеремонно ее рассматривал, почти как знакомую вещицу, вдруг поломавшуюся – ибо ее взгляд стал колючим и жестким, отстраненным, и отстраненно Амелия прошла в уже знакомую ему гостиную, где как и на лестнице перед квартирой все было по-прежнему.
- Я пришел сказать, что выполнил твою просьбу, - проговорил Рейнальд, глядя на нее в упор, так и не сев ни в кресло, ни на диван – он остался стоять посреди комнаты, словно это ему здесь и сейчас выносили приговор, а не ей. Вопреки ожиданиям, она не отвела взгляд, не вздрогнула и не подала вида, что ошеломлена и обескуражена новостью, в тот момент, когда Рэйвен произнес слова, ради которых пересек весь город, хотя мог бы сказать их по телефону и услышать в ответ то же самое.
- Это точно?
- Нет, - честно признался он, чуть наклонив голову набок. В ее лице ничего не изменилось, не дрогнул ни один мускул. Видимо, все это не было для нее новостью,  и непознаваемая женская способность заранее предугадывать ход вещей и предчувствовать события снова проявилась и в этой холодной готовности услышать то, что Амелия, быть может, уже давно знала. Просто хотела удостовериться. Это было так знакомо. – Это не может быть точным. Искать вампира-одиночку, да еще и в бегах, это искать иголку в стоге сена. Но… я бы не надеялся. Не стал бы.
Уолтер Страйдер мертв, он был в этом уверен, пусть даже оставался мизерный шанс на то, что где-то в другой стране, под другим небом и другим именем он продолжает скрыватьсяи влачить существование, которое сам Рейнальд недавно оставил в прошлом. И сейчас ему хотелось поскорей уйти отсюда, из дома, чья хозяйка напоминала ему об этом, пусть даже кровавый след на светлой стене был замыт и бережно заштукатурен и закрашен.

Отредактировано Raynald Hayes (30th May 2014 01:53 am)

В рассеянном комнатном свете стало видно, что сделали с ней эти два месяца, эти недели ожидания и борьбы, чьи отметины залегли на лице глубокими тенями, заострили черты красивого лица, теперь казавшегося на пару десятков лет старше. Как незаметно они поменялись местами, как их поменяла ролями судьба, ведь совсем недавно у него не было ничего, кроме измятой пачки сигарет в кармане и цели, определявшей все его существование, а теперь... теперь ему даже о голоде не нужно беспокоиться лишний раз, мучительно искать того, кто добровольно или насильно поделится с ним живительным теплом, но на место определенности его существования, устремленности в одну единственную точку, пришла опустошенность, и эта пустота не заполнилась до сих пор. Рейнальд смотрел на нее и узнавал себя - у него так же за внешней неустроенностью, внутри, тлела холодная яростная решимость выжить, выжить любой ценой, и разве он не заплатил ее в итоге? Быть может, даже больше отдал за право и возможность вернуться назад и все начать сначала, оставив только память о пережитом, перемолотом в боль и горечь утраченного, того, что не сберег. А ведь тогда, в самый первый день, она напомнила ему Джанет - чем-то неуловимо и мимолетно, так, что сейчас Рэйвен не мог даже вспомнить, что же именно заставило его сравнить, что же именно натолкнуло на мысль и воспоминание об образе, теперь уже окончательно выцветшем в памяти, замещенном чем-то изломанным и испорченным, отвратительным и безобразным... мы все больны, больны неизлечимо...
Он поднял глаза от пола, когда Амелия задала вопрос, которого Рейнальд совсем не ждал. Это был действительно странный порыв, и странно было с ее стороны ждать, будто он согласится, но он снова подумал о сходствах и совпадениях, которые подбрасывает им жизнь, подумал об оплаченных долгах и о том, что отныне никто никому не должен, а потом снова о том, как сам цеплялся за любой призрачный шанс... как зацепился за возможность сойтись с Ассаром, как тоже просил помощи, забыв о гордости и предосторожности.
Не сдавался, несмотря ни на что. И она не сдается, спрашивает малознакомого вампира, может ли он помочь ей, может ли... 
И ведь действительно  - он мог. Теперь мог, как когда-то Амелия могла распоряжаться собой и своим телом и решать, кому протянуть руку помощи, а мимо кого пройти и оставить без внимания. Снова это сходство, перевернутое с ног на голову, такое поразительно-уместное и странно-намекающее на правильный ответ.
- Могу, - коротко ответил Рейнальд, не сводя с нее взгляда. Сильная, пусть на лице и видны следы слабости, слез, выплаканных ночами от страха и безысходности. - Но придется немного подождать.
Он замолчал, ожидая закономерных вопросов. Пусть задает, пусть спрашивает, он сам для себя только что все решил.

Естественно, это был закономерный вопрос, ожидаемый - он и сам бы его задал на ее месте, как и любой человек, который хочет прежде всего знать условия сделки, которую заключает. Но вот ответа готового у него не было, и Рейнальд замешкался, задумался на секунду о том, что вообще он может просить в обмен на свою помощь у нее, у которой ничего и нет, что мог бы попросить в будущем, потом, когда у него самого, возможно, будет гораздо больше, чем Амелия в принципе способна будет дать. Он наклонил голову набок, смерив ее быстрым взглядом, почти что оценивающим - да, не бедствует, наверняка и деньги водятся, хотя явно небольшие, раз ей нужна его помощь сейчас и она готова цепляться даже за такой призрачный шанс, хватать за руку в водовороте незнакомого, чужого ей вампира, с которым ее роднит разве что три проведенных вместе дня, одна личная история и кровь, которой добровольно с ним поделилась... Кровь. При воспоминании об этом внутри разлилось иллюзорное мягкое тепло, призрак пережитого в этой гостиной два месяца назад, и притихшее с самого утра животное чувство насторожилось, подняло голову - что эта холодная кровь из пластикового пакета, что эта дикая пресная смесь десятков людей в сравнении с тем, что может подарить капля живой крови? Да, кровь человека могла бы стать достойной платой за помощь, недостаточной, но все-таки закономерно-логичной и нужной ему, отвыкшему от ощущения настоящего тепла внутри... но только она больна.  Рейнальд отвел взгляд к окну, где в тусклом от городского зарева небе плавал в ореоле жидкого света болезненный шар зимней луны, почти такой же, что смотрела с верденского неба девяносто лет назад. Эта луна снилась ему по ночам, и в последние дни все чаще, живое напоминание о том, что за всякое деяние и решение нужно чем-то платить, и Амелии тоже придется заплатить за помощь - но не так, как она сама того ожидает.
- Мне ничего от тебя не нужно, - ответил Рейнальд, снова оборачиваясь к ней и вытаскивая, наконец, руки из карманов. Он снял пальто и кинул на соседнее кресло, после чего сел рядом с ней, откинувшись на спинку дивана и положив на нее один локоть, совсем по-хозяйски, позабыто-устарело для самого себя, непривычно и едва ли не по-новому, словно ему приходилось выковыривать из собственной памяти въевшиеся, казалось бы, в него привычки. - Ничего, кроме одного - молчания. Все остальное - оставь себе.
До поры, до времени. У человека, который обязан жизнью, не надо ничего просить и требовать, можно просто прийти и взять свое, потом, когда будет такая необходимость, просто прийти и протянуть руку, ответив предупредительным оскалом и мягким напоминанием в случае, если должник решит воспротивиться.
- Подождать от силы неделю, до тех пор, пока я не улажу все дела, доставшиеся мне от... дела с компаньоном.

- О том, что я тебе помогаю, - ответил Рейнальд, не отводя взгляда от ее лица, в котором застыла опасливая настороженность, почти что страх, который на его губах рождал только мягкую сочувственную улыбку, но он сдержался, ничем не выдав себя, ничем не показав, что цель достигнута. Опасение - такое верное чувство сейчас, зеркальное тому, что постепенно зарождалось у него внутри. Почти совсем забытое чувство, а может, он никогда по-настоящему его не испытывал, только наблюдая со стороны за теми, что упивался им и отдавался ему полностью, без остатка... Шэйн, Мария, Джанет... и ему оставалось только смотреть и тайно тихо завидовать этому умению подчинять, обладать и властвовать, и наблюдая учиться и повторять за ними, стремиться догнать и превзойти. С тех пор, как он и сам присоединился к числу тех, кто знает это чувство власти над другим, прошло так много времени, и сейчас только памятью было живо осознание того, что обретает новое дыхание многолетняя давность, позабытое чувство непонятной тягучей тревоги, зарождающейся от ощущения чужого теплого дыхания, едва трогающего кожу и волосы. Те женщины, наверное, уже давно стали совсем старухами, а кто-то наверняка истлел в могилах под каменными плитами, имена на которых Рэйвен уже забыл, почти все, только образы остались навсегда отпечатанными в памяти. Он смотрел на Амелию, в которой,кажется, было понемногу от всех, а может, это только игра воображения и неверного света, который мешает видеть четко и ясно, или вина болезни, которая уже начала сказываться на ней, тогда как Рейнальд застал ее еще совсем другой.
- Мне не нужна репутация мецената, да и тебе...- он помолчал, подбирая верные слова, - да и тебе, я думаю, не нужно, чтобы все знали, что тебе помогает кровожадное исчадие ночи.
Наконец, Рейнальд позволил себе улыбнуться уголком губ. Ему была любопытна ее реакция на эти слова, ее каждый раз было почти волнительно ждать и предугадывать, как отреагирует на подобное каждая из них, независимо от причин, что привели и удержали так близко к темному существу, которым до сих пор некоторые пугают детей.