Часовая стрелка звонко ударилась о минутную, замерла тонкой серебряной полоской там, где на ультра-современных хайтековских часах была гипотетическая отметка "десять ночи". Рейнальду каждый раз приходилось задумываться, когда он смотрел на них, догадываться и вычислять, какое время они показывают на этот раз - скромные минималистические метки на темном полированном металле поблескивали в неярком приглушенном свете кабинета Джона, как будто прятали от смотрящего на них истинное положение вещей, скрывали и скрадывали время, которое стало в современном мире едва ли не дефицитом. Для него время всегда было условностью, растянутой в бесконечность, и только когда рядом появлялись люди, время становилось условием. Сейчас ему казалось, что это самое время безнадежно упущено, потрачено зря и попросту выкинуто на ветер, и он понял это в тот самый момент, когда увидел Ассара в жидком свете уличного фонаря рядом с домом, где обретался Сноудан - в одиночестве. В тот момент показалось необходимым догнать его, остановить и потребовать объяснений, но Рейнальд промолчал и остался стоять с надежной тени дома и выступающего рекламного щита, укрытый от придирчивого и внимательного взгляда ищейки, которая не забыла старые повадки и не забудет никогда - а все потому, что была робкая надежда, призрачная надежда, что Ассар позвонит сам и доложится, когда поймет, что Сноудан это только часть этой цепочки, ее самое слабое и ненадежное звено. Ему же был нужен Сноудан, он и только он - сейчас, в это время. Но время шло, и ответом на терпеливое ожидание была упрямая тишина на той стороне. Время шло и ушло, было потеряно.
- Что не так? Рэй? – Джонатан всегда безошибочно улавливал его напряжение, правда, с ним наедине Рейнальд и не пытался делать хорошую мину при плохой игре, притворяться, что в в порядке и ничего не происходит – это называлось доверие, какая редкость для тех, кем они были, какая редкость между такими, как они. Он поднял глаза, не пошевелившись в глубоком кресле, и только пальцы по-прежнему перебирали брелок ключей зажигания.
- Ты знаешь, ты ведь был прав. Насчет Кристиана Луина.
Стоило ли рассказывать? Рейнальд задал себе этот вопрос только тогда, когда Джонатан уже пару долгих минут молча обдумывал услышанное, то, что ему явно не понравилось – он это чувствовал, ощущал безо всяких слов, ждал укора или обвинения в беспечности и легкомыслии, но Свифт сказал совсем иное, неожиданное.
- И как далеко он способен зайти?
Рейнальд помолчал, взвешивая все возможные ответы и выбирая наиболее правдоподобный.
- Я не знаю. Оставь это мне. Я просто хотел, чтобы ты был в курсе.
- То есть, ты не совета от меня хотел? – усмехнулся Джонатан, откидываясь в кресле и глядя на него так, словно на нашалившего подростка, наворотившего дел и теперь не знающего, как с этим разобраться. И Рэйвена это злило.
- Я и так знаю, что делать. Мне просто нужно время.
Джонатан промолчал, молча пересчитав что-то в уме, прикинув и сложив одно к одному, и Рейнальд ждал, что он сейчас скажет что-то еще, но он просто поднялся, запихнув какие-то бумаги в кейс, погасил одинокую лампу на столе, которая единственная давала в кабинете свет.
- Я не думаю, что времени у нас много, - сказал Джонатан, когда они вышли в освещенную уличными огнями ночь, тихую здесь со стороны большого голого парка, и только с уходившей прочь Савой Уэй доносились гудки машин и шелест шин по сухому асфальту. - У тебя. На той стороне люди тоже не сидят сложа руки и сидеть не будут, глядя, как к ним подбираются.  Бизнес они уже потеряли. Я бы на их месте отыгрался как следует. Будь осторожнее.
- Ты тоже, - он поднял на него глаза и закурил, знал его правоту, которую трудно оспорить при всем желании. В этой игре гордости и желания отомстить легко забыть о том, кто позади, хотя времена, когда он отвечал только за себя и только себя подставлял под удар прошли безвозвратно. Пропажа Сноудана не могла остаться незамеченной, что значило только одно…
- Отправь девочек и Мэри куда-нибудь на время. Если еще не сделал этого.
Джонатан кивнул, не ответив, и направился к машине, оставив его стоять на крыльце, смотреть, как исчезают в темноте габариты автомобиля, перебирать в кармане мобильный телефон, докуривать стремительно уменьшавшуюся сигарету.  Рейнальд почти сразу отыскал нужный номер, помеченный пятью вопросительными знаками – тот самый номер, который озадачил его два дня назад. Долго на той стороне были только долгие гудки ожидания, но он ждал, настойчиво не вешал трубку, зная, что падший прекрасно все слышит и видит, и его терпение было вознаграждено сдержанным «да?», в котором отчетливо читалось совсем иное «чего тебе надо?»
- Где Сноудан? – долго ходить вокруг да около не было смысла, не было смысла в прелюдиях и расшаркивании.
- С чего ты взял, что я знаю, где он? – Рейнальд только ухмыльнулся этому ответу – чего он не ждал, так это ломания комедии.
- Где Сноудан, Луин? Ты приходил к нему вчера ночью, - устроил в маленькой квартирке бардак, и могло показаться даже, что после такого ее обитатель точно отправился к праотцам по воле незваного гостя, но в это Рэйвен не верил и верить не собирался. Поэтому когда падший бросил ему  в ответ, как кость собаке, что Сноудан умер, что он убил его, это вызвало только еще одну усмешку и едва заметную злость – такая прозрачная ложь, такая простая и бесхитростная попытка отмахнуться.
- За кого ты меня принимаешь? Хватит валять дурака, Луин, я знаю, что эта крыса у тебя, он мне нужен и желательно сейчас. Так где он?
Ответом ему было короткое молчание, и оно уже не понравилось совсем, своей напряженностью и сдержанным раздражением.
-  Иди к черту, Хейес, - и бросил трубку. Рейнальд несколько мгновений слушал короткие истеричные гудки, после чего сунул телефон в карман и поднял глаза к смутному небу мегаполиса, подсвеченному неоном. Проклятье. Теперь все придется начинать сначала и заходить с другой стороны, с другого конца браться за эту нить, которая оборвалась со Сноуданом. Бесполезным во всем, кроме одного - того самого "да", которого Рейнальд больше всего желал от него добиться, силой или по-хорошему. Теперь это будет тычок пальцем в небо. Спасибо его добровольному помощнику, не преминувшему спутать карты.

Отредактировано Raynald Hayes (4th Mar 2014 04:38 pm)

Спустя каких-то два часа после разговора он был уже совершенно спокоен, почти безмятежен - так приходит равнодушие и смирение с тем, чего нельзя изменить и на что уже нельзя повлиять. Добровольный помощник оказался обузой только большей, и сейчас Рейнальд больше всего жалел, что поддался искушению и все-таки попробовал управлять непослушным зверем, который уже слишком давно без поводка. Не вышло, и более не было никакой нужды цепляться за ускользнувший из рук поводок - пусть идет, рыщет по следу сам, ищет и тычется вслепую в темноте, в которой только подобные ему смогут найти путь туда, куда нужно, и Сноудан ему в этом деле не помощник. Что знает пешка? Ничего, что поможет  падшему найти самостоятельно способ для утоления его жажды мести и действия, голод оружия, слишком долго сидевшего без дела. Он был спокоен очень скоро и знал той же ночью, что рано или поздно Ассар все равно объявится, проявит себя и потребует помощи, новых слов и новой информации, и поэтому Рейнальд оставил ему его время и его добычу для поиска нужных слов и развлечения - свое собственное время он не мог позволить себе потратить на бесплодные попытки вытрясти из падшего ответ на вопрос, где Сноудан.
Поэтому он совсем не удивился, когда тот снова позвонил. Рейнальд не сразу снял трубку, несколько мгновений наблюдая за беззвучным миганием экрана на гладкой поверхности стола, в темной комнате бросавшего люминисцентный отблеск на мебель и стены, и в тишине пустой квартиры дрожь телефона было слышно, наверное, от самой двери. Звонок раздался снова, и Рэйвен мысленно отсчитал до пяти… раз…два… три…снял трубку, уже зная, что за голос услышит и что за слова этот голос будет ему говорить, но ошибся. Падший был в ярости, тихой, контролируемой, но ярости, и этой злости и этому гневу Рейнальд знал цену – осталось понять, в чем причина и при чем тут он? Он постарался сдержать вспыхнувшую ответную злость, реакцию на пустое и незаслуженное обвинение непонятно в чем, и только дрожь в голосе в самом начале могла выдать его усилие и его стремление скрыть подлинные эмоции.
- Сбавь тон, ты, - он помолчал секунду, ожидая чего-то еще, но на той стороне было такое же выжидательное молчание. – Какого черта? – почти прошипел он в трубку. - Я никуда не поеду, ясно?
- Что, мне самому явиться?  Семейство, кстати, дома? – Рейнальд промолчал, застигнутый врасплох этим напоминанием о той ночи, когда почти погибла Эмма. – Нет? Тогда у тебя час, иначе твои братья будут отскребать тебя от стенок.
- Я сказал, что никуда не поеду, Ассар! – он хотел уже скинуть резко звонок и забросить телефон в угол, и только знание, что падший обязательно выполнит свою угрозу, непременно заявится сюда и вытряхнет душу не только из него, но и из всех, кто попадется ему на пути, остановило, заставило коротко вздохнуть и снова поднести телефон к уху – удивительно, но Ассар все еще был на связи. – Хорошо, мы встретимся, но в Скай-Тауэр я не поеду. На нейтральной территории, как в прошлый раз.
- Ладно, - ответил он после небольшой паузы. – Но только попробуй не прийти или выкинуть что-нибудь, Хейес.
-  Взаимно, Ассар. Сквер на Боттл-Стрит, на закате.
Он дождался утвердительного ответа, но то, что падший буркнул в трубку вдогонку, слушать уже не стал – отключился. Сжав телефон в кулаке, он невидящим взглядом уставился в стену, пытаясь предугадать исход этой встречи, очередного разговора на ножах, и понять причину.  С неудовольствием для себя Рейнальд все ближе подходил к мысли, что такую ярость у падшего могла вызвать только потеря трофея, который мог показаться ему его законной добычей. Сноудан. Сбежал или его пристрелили, как ненужного свидетеля в грязной истории, и в итоге любой из двух вариантов сводил на нет многие из усилий последних дней. Погруженный в мысли, он не заметил, как наверху тихо щелкнул замок входной двери, прошелестели по коридору легкие шаги, чья-то тень упала поперек лампового света на противоположную стену.
- Что-то случилось?
Рэйвен невольно вздрогнул, услышав за спиной голос, который меньше всего желал услышать здесь и сейчас, после разговора с падшим на повышенных тонах, где на эмоциях между делом так опрометчиво назвал его его истинным именем, и теперь Рейнальд смотрел на Эмму со своего места, сжимая в пальцах телефон и гадая, слышала ли она. Могла ли заподозрить или понять, что он нарушил данное обещание. Обещание, которое ничего не могло изменить между ними и ничего не могло исправить, но создавало подобие договора и скрепляло воедино то, что по всем правилам должно было являться единой семьей.
- Нет. Ничего такого, что могло бы быть тебе интересно, - прохладно ответил Рейнальд, даже не глядя в ее сторону, но и так знал, что она недовольно поджала губы – из них всех она хуже всех справлялась со своими собственными эмоциями.
- Ничего такого, что меня касается, да?
Он обернулся к ней, покручивая в руке телефон, думая, как ответить и не получить еще один неуместный скандал на пустом месте. Между ними взаимный паритет установился давно, и хотя последние года полтора ему начало казаться, будто лед вскрылся и тронулся, именно такие незначительные моменты сводили на нет все обоюдные попытки пройти и оставить позади ту историю, навсегда. Впрочем, не сказать, чтобы он сам сильно старался как-то загладить свою вину, мнимую, как казалось вначале, вполне реальную, как стало ясно потом – и реальность этой вины только больше отталкивала его от Эммы и Эйдана, который был не в силах не разделять ее эмоции. И конечно, она все прекрасно понимала.
- Я сделаю все, чтобы тебя не коснулось, да. Можешь быть спокойна, это только мое дело,  - в конце концов, они с братом никогда не проявляли никакого интереса к судьбе дела, за счет которого существуют безбедно и не тревожатся о том, где взять кровь, и не заняты ее постоянным поиском. Отчуждение между ними и остальными проходило там, где одни выбирали действие и жизнь на виду у других, а другие – созерцательное равнодушие ко всему, что творится за стенами уютных и безопасных гостиных любителей искусства, среди которых эти двое бывали чаще, чем в этой квартире. И потому сейчас все эти вопросы были лишь неуместным любопытством – или проявлением извечной подозрительности Эммы, и не понять было, вызвано это все той же историей или присуще ей от природы.

У него никогда не было привычки брать с собой оружие – в этой стране затея опасная и чреватая долгими судебными тяжбами, тратой денег и времени, которое Рейнальд ценил, как и все, что принадлежало ему в жизни. Кто бы мог подумать, что сегодня эта привычка могла стоить ему жизни, что, в который раз нарушая закон, он выторговывал или даже отнимал у неумолимой судьбы право на то, чтобы прожить на земле еще хотя бы день? Кто бы мог предположить, что мелькнувшая в последний момент перед выходом из дома мысль о заветном оружии, оставшемся еще с очень давних пор, окажется спасительной, как и мимолетный порыв, подвигнувший  его не оставить револьвер в бардачке автомобиля  - тоже в самый последний миг. Череда случайностей, к которой Рэйвен уже давно привык, с которой давно свыкся и принял за закон даже то, что именно случайные совпадения определяют во многом ход их жизней, прямо как сейчас и за несколько дней до этого, когда они с Ассаром оказались повязаны единым чувством мести, а теперь – еще и пулями, выпущенными из одного ствола.
Рейнальд тяжело опустился на так удачно подвернувшуюся рядом скамью, так и не выпустив револьвер из онемевшей руки. Даже не сразу почувствовал, что в него все-таки попали, все мысли занимало лишь одно, единственное и удивительное открытие – оказывается, в этом мире кто-то хочет его убить. Странно, ведь он еще вчера вечером намекал на возможный подобный сценарий Джонатану, и тогда такое развитие событий казалось почти что нормальным, логичным, обоснованным с точки зрения тех, за кем они шли о пятам… а теперь казалось, что все это происходит не с ним. Неужели он отвык за двенадцать лет от ощущения опасности? Разучился быть начеку каждое мгновение и каждый миг ждать подвоха и удара? А потом пришел тонкий, но заметный запах крови, и не нужно было долго гадать, чья именно это кровь – память быстро отозвалась на этот аромат, воспоминанием о темном старом доме и желтой лампе в высоком окне небоскреба, в темноте, глотавшей из неясные образы. Рейнальд поднял голову, не сразу понял, почему Ассар так странно на него смотрит, а когда догадался, то только ухмыльнулся краем губ, запихивая в карман револьвер и провожая взглядом каких-то прохожих, спешно удалявшихся прочь. Показалось, что кто-то из них копается в телефоне, набирая номер полиции – тех, кого Рейнальду совсем не хотелось видеть и с кем не хотелось общаться.
- Не смотри на меня так, - он снова поднял взгляд на Ассара и поднялся следом сам, быстро и порывисто – показалось на мгновение, что падший как-то неестественно покачнулся, и запах крови только плотнее обступил его в темноте, куда Рейнальд скользнул в тот самый миг, когда машина с неизвестными скрылась вниз по улице, и только его визави – но визави ли он теперь, после случившегося? – мог его увидеть. – Что? Да, я взял оружие, - он раздраженно дернул плечом, чуть поморщившись от дергающей боли, придержал рукой, почувствовав сквозь рубашку и пальто, как вяло сочится кровь из раны. - Скажи еще, у меня не было не единой причины это делать. Я все еще помню, что угрозами бы просто так не разбрасываешься.
Вышло зло, злее, чем хотелось бы, и с грубым и явным напоминанием о теме, которой они еще не касались с момента встречи. И едва ли его можно было обвинить в преувеличении, но это осуждение и негодование во взгляде падшего, который отчего был удивлен увидеть револьвер в его руках и как будто даже оскорблен такими недоверием, вызывали одновременно и раздражение, и злость, и угрюмую усмешку.
- Да, черт возьми, как еще мне поступать, когда ты каждую нашу встречу грозишься устроить мне встречу с Шэйном? А ствол прекрасное средство пресекать истерики, - он пихнул оружие в карман. Гримаса, которая у него вышла, была весьма отдаленно похожа на оскал.
Ассар неразборчиво буркнул что-то в ответ, что-то похожее на "один хрен не помогло бы", одарив взглядом таким презрительным, что не будь Рейнальд таким уставшим, огрызнулся бы в ответ. Падший тяжело сел на ту скамейку, на которой Рэйвен сам сидел в полупрострации еще какие-то пару минут назад, и запах крови стал сильнее, сгустился и опутал, и Рейнальд увидел красные разводы на руке, прижатой под ребрами, и мир как будто выцвел в один миг, оставив только оттенки серого и жгучий красный на светлой коже. Он прикусил губу, поглядев на Ассара, который, казалось, предпочитал его не замечать. Бросить его тут и уехать домой? Наверное, именно так и стоило бы поступить сейчас, но тяжкий груз недоговоренности и недосказанности, который только увеличивался с каждым разговором, достиг как будто критической массы, придавил его, пригвоздил к месту, и Рейнальд даже не мог пошевелиться, сойти с места и пройти несколько метров до машины, где его бы отпустило смутное чувство, что он ему сейчас ничего не должен.
- Поехали отсюда, нечего тут торчать, - проговорил Рэйвен, подходя чуть ближе и останавливаясь вплотную. Он сам не верил, что говорит это, как не верил в то, что действительно собирается сделать. Возможно, вскоре он пожалеет об этом неожиданном приступе альтруизма, желания помочь и нежелания бросать его здесь, разворачиваться и уезжать в ночь так, как будто ничего не случилось. - Я могу отвезти тебя, куда скажешь.
После этих слов Ассар, наконец, поднял на него глаза, удивленный и раздраженный этим предложением одновременно, и ждать чего-то иного было бы глупо, однако Рейнальд с удивлением для себя обнаружил, что готов настаивать до конца.
- Спасибо, я сам, - процедил падший, поднимаясь, и темная ночь снова заиграла красным вокруг. - Езжай уже.
- Не выпендривайся, - в тон ему ответил Рейнальд, делая шаг в сторону и преграждая путь, думая в этот момент лишь о том, что это до это все смешно, право слово, смешно и нелепо, но все равно делал, продолжал настаивать и оступать не собирался. Было какое-то смутное ощущение, что так надо и так будет правильно, возможно, успокоение собственной совести на будущее или попытка сгладить все, что так неудачно и нелепо завершилось. И тайный расчет на то, что где-нибудь в ином месте, под охраной четырех стен, они смогут нормально договорить. - И не строй из себя Бог весть что, у тебя пуля в животе, и ты собираешься сам вести? Не смеши меня...
- Убирайся к черту, ты, - в этих словах не было даже злости, только усталость и почти что просьба - оставить его в покое. Рейнальд не сдвинулся с места, и тогда падший, отвернувшись в сторону, почти простонал в темноту парка. - За что ты мне, а?
Рейнальд молчал, терпеливо ждал и смотрел на него, снова задумавшись вдруг о том, что отделяет демона из Преисподней от него или простого обывателя, живущего такой же размеренной, даже скучной иногда жизнью. Вот он стоит перед ним, раненый и дарящий сырой ночи сладкий аромат своей крови, на который так сложно не обращать внимания, и кто из редких прохожих сказал бы, что в нем нет ничего человеческого? Даже он сам не мог сказать, где там то, что веками ассоциировалось у них со служителями Ада - он даже ломается, как капризная девчонка.
- Говори адрес и поехали. Не запихивать же мне тебя в машину силой?
- Попробуй, - недовольно проговорил Ассар, но уже ему в спину, когда они направились к его автомобилю, оставленному за углом. По дороге к дому, чей адрес Ассар назвал ему, они оба молчали, хотя в этой тишине не было напряжения – только усталость и растерянность обоих. Рэйвен старался игнорировать навязчивый запах крови и дергающую боль в плече, где серебряная пуля по странной случайности прошла насквозь, оставив только кровавое пятно на белоснежной рубашке и ожог на коже. Терпимая боль, почти привычная.
Ехать пришлось на удивление долго – в далекий пригород, и всю дорогу Рейнальд опасливо поглядывал в зеркало заднего вида, но никого подозрительного не обнаружил ни на заполненных ночных улицах Регена, ни на полупустой трассе, которая ныряла в сторону от огней города. Они добрались далеко за полночь, и только на месте Рейнальд вспомнил о том, что его наверняка хватятся, наверняка будут искать и забеспокоятся, куда он мог деться снова без предупреждения, но голос совести пришлось заткнуть и отключить телефон – то, что начато было, должно быть закончено, и неважно, как. Странно, но еще вечером он бы ни за что не поехал  с ним один куда-либо, где можно было хоть на секунду остаться с падшим наедине и подвергнуться опасности, той самой, которой ему угрожали тогда и сейчас, но теперь Рейнальду было все равно. Или почти все равно. Но к нему в дом он зашел без опаски и так же без излишней тревоги ждал его возвращения, слушая свою тихую боль в кресле у раскрытого в прохладную ночь окна, ожидая, когда она стихнет и когда Ассар вернется назад.

Отредактировано Raynald Hayes (25th Mar 2014 03:03 am)

Все это время он неподвижно сидел в кресле, слушая напряженную тишину темного дома, которая не была абсолютной тишиной, полная едва слышных шорохов и едва уловимых звуков, но приглушенный шелестящий шум довлел над ними всеми, единственное свидетельство жизни в этом месте, почти лишенном следов постороннего, чужого присутствия, которое оставило бы пустому особняку хотя бы тень исчезающего тепла. То тепло, которое обволакивало его, замершего на месте, опасавшегося как будто бы даже шевельнуться в этой вязкой тишине, которое заполняло собой каждый угол темных комнат, пробиралось в ворсинки ковра и складки тяжелых портьер на высоких окнах, слепо пялившихся в выцветшую ночь, и эта ночь вскоре потеряла все присущие ей краски и оттенки, которые слились неразличимо и замерли в неподвижности оттенков серого и черного, сквозь которые проступал густо-красный – запах, цвет, ощущение... желание. Небеса не знают, чего стоит это холодное, сдержанное безразличие - им противна эта жажда, звериный инстинкт, не то дар, не то проклятие влитой в их вены густой темноты, откуда щерится голодный зверь, животное, которому всегда мало. Мало живого, настоящего тепла, которое так стремительно тает в пластиковых пакетах, исчезает безвозвратно, и пусть он давно привык к этому и смирился с необходимостью соблюдать установленные законы, следовать собственным принципам и понятиям, все равно сводит от сладости зубы и сохнет во рту, все равно внутри все сжимается от одной только мысли - протянуть руку и взять столько, сколько захочется. Сколько сможет взять. Рейнальд прикусил губу, запретив себе думать об этом, хотя воображение настойчиво подсовывало картинки искушения, особенно лишние сейчас, когда каждое чувство обострено до предела. Еще в дороге он спиной  и затылком чувствовал, кажется, каждую каплю крови, что капала с пальцев Ассара на дорогую обивку сидений, стекала вниз, оставляя след, что и спустя месяцы любой из детей ночи разглядит на гладкой коже, для глаза смертного идеально чистой, и этот запах навечно въестся в дерево и пластик машины, напоминая о произошедшем, когда заживет рана от пули, от которой на его теле уже совсем скоро не останется и следа. Но пока плечо тянуло надоедливой болью, пусть это была лишь тень настоящей боли, которую Рэйвен давно знал, но которую за эти годы как будто забыл, вместе с чувством опасности и риска, умением видеть грань и черту, за которую нельзя наступать или наступать очень осторожно, всегда помня о возможных последствиях и цене собственных поступков и решений. Он забыл очень многое, и эта робкая боль была напоминанием ему о том, что в подлунном мире на каждое действие всегда находится противодействие, и его молчание до сих пор вознаграждалось ответным молчанием, но стоило только сделать шаг, только дернуться в том направлении, которое не могло понравиться его визави по ту сторону, как ему напомнили обо всем, что Рейнальд оставил в темном доме, заметаемом снегом.
Двенадцать лет никто не пытался его убить. Не поднимал на него оружия и не держал на прицеле. Последним был его ненавистный отец, который когда-то давно возомнил себя неуязвимым и был за это наказан, но тот урок ничему его не научил. Неужели он тоже решил, будто бы ему ничто не угрожает и ничто не может принести вреда? С недовольством и даже тихой злостью на себя Рейнальд рассматривал дырку в пиджаке, чьи рваные края еще пахли горячим металлом и его кровью, смотрел на нее и думал, что так оно и есть – он как и Шэйн решил, что в Регене ему нечего бояться. Непозволительная ошибка, даже не безрассудство и не ослепленность того, у кого есть надежный тыл – ведь он все знал, подозревал и предупреждал Джонатана сам? Кажется, Джонатан сказал ему что-то в ответ, но он даже не потрудился внять. Мария повторила это на следующий день, но он лишь отмахнулся. Дурак.
А ведь… а ведь он уже давно не один. Минули те дни, когда он мог отвечать за себя и только за себя – с тех многое изменилось и изменился сам Рейнальд, окруживший себя теми, без кого с трудом мог представить собственную жизнь теперь, собственное дело и мысли, которые постоянно были занятыми ими.  И об этом он тоже должен был… должен был подумать.  Глупец. Теперь ему, видимо, придется до дна хлебнуть последствий собственного безрассудства, своей беспечной уверенности в завтрашнем дне, тогда как в этом городе никто не может гарантировать, что увидит этот завтрашний день. Что теперь? Что будет с ним и ними всеми, кто крепко вляпался в не самое прятное и не самое безопасное дело, по своей воле или против нее, ступил на тот же путь, что и он сам?
За своими мыслями Рейнальд как будто даже и забыл, где он, с кем и что привело его сюда, хотя каждую секунду помнил –  и бесцветная ночь, пульсировавшая красным, не дала бы забыть. Сколько же времени прошло? Рейнальд выпрямился и прислушался к тишине, которая теперь была почти совершенной, абсолютной, если бы не отзвук замедленного сердцебиения там, за тонкой перегородкой стен, он бы решил, что Бездна снова прибрала свое дитя. Он уже хотел подняться и пройти в ванну, проверить, жив ли там падший, но  запах крови смешался с уже знакомым запахом серы и пепла, и он судорожно вдохнул и ожидающе уставился в темный дверной проем, где яркий холодный свет резанул по глазам и ослепил и пропал прежде, чем падший появился на пороге комнаты. Уже единожды виденный истинный облик в этот раз не вызвал того удивленного оцепенения, что не давало говорить в ночь тринадцать лет назад, и все же – неясная тревога поднялась в нем, хотя еще мгновения назад Рейнальд был совершенно спокоен, почти безразличен. Может, всему виной был и не облик падшего, который слишком живо напоминал о том, что предназначено и обещано ему с самого дня становления – или даже раньше, или он даже родился с этим предназначением, неизбежностью падения в темноту, которую не развеет ни один луч? – может, его насторожил вопрос, прилетевший в спину в тот момент, когда Рэйвен по его просьбе закрыл окно, лишив комнату источника воздуха. Могло показаться, что в вопросе этом скрыт намек убираться, или что-то еще. Он не сразу обернулся и не сразу ответил, взвешивая каждое слово.
- Не за что… - он повернулся, стоя против окна и глядя на жавшегося у стены Ассара. Стоит ли пытаться продолжать разговор сейчас? – Почему? Мы не договорили. Да и теперь есть еще, о чем поговорить. Может, теперь ты поверишь мне? Организовать покушение на самого себя – даже для меня это слишком…
Рейнальд замолчал, потянувшись за сигаретой, но передумал – только запаха табака не хватало в этом кровяно-серном чаду, от которого уже начинала кружиться голова.
- Наверное, старина Сноудан – тоже их рук дело. Тебе стоило отдать его мне, - Рейнальд покачал головой, теперь уже ничего не исправишь, и, наверное, упреки бессмысленны, но и не сказать правду он не мог.

Отредактировано Raven (28th Mar 2014 12:32 am)