Black&White

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Black&White » Отдел I » Мракобесие и джаз


Мракобесие и джаз

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

Место действия: Реген
Время: август 2013
Участники: Рейнальд Хейес, Рэндалл Крейн

Отредактировано Randall Crane (21st Jun 2013 12:31 am)

2

Рэндалл не видел заката, только красные лучи, падавшие на высотки там, где их не касалась тень соседних зданий. С другой стороны надвигались фиолетовые тучи, воплощая восхитительный контраст с золотом солнца, отраженного западной стеной торгового центра. Сочетание режущего глаза света на фоне приближающейся стихии придавало зданию сходство с маяком. Образ был неплох, он был красив, но невольная отсылка к материализации слишком проста и наивна, хотя, разумеется, не так банальна, как описание какого-нибудь небоскреба в двух шагах от Кельнского собора. Которого там, конечно же, быть не может.
Писательское мышление. Рэндалл выбросил окурок в урну у скамейки и затолкал ладони в карманы куртки, наблюдая за крошечным кусочком заката. Еще пять минут – и солнце скроется окончательно. Блэквелл Гарден совсем рядом, он дойдет туда быстро. Через десять минут он встретится с ним.
Рэндалл нашарил лежащую в кармане цепочку, погладил кончиками пальцев. Он не боялся вампира, и тому были объективные причины, но Хелен в офисе отдала ему свой крестик, сказала, на всякий случай, и Рэндалл, хотя и находил ситуацию нелепой, а переживания – не соответствующими случаю, - принял его, поблагодарив.  Нельзя было отказываться от такого дара. Суетливая и пекущаяся обо всех одинокая старушка действовала от чистого сердца, разумеется.
Скоуп наблюдал эту сцену с каменным лицом. Рэндалл бросил на него короткий взгляд, и ему показалось на мгновение, что шеф разделяет его эмоции, но подтверждения тому не было, и, серьезно кивнув, он отошел и принялся собирать вещи. Хелен ушла делать кофе, и Рэндалл положил цепочку в карман, пока она не видит. Надевать это на себя он не собирался. Ни к чему настраивать против себя того, в чьей помощи нуждаешься.
Он вытянул цепочку из кармана, и закатное солнце блеснуло на серебре. Крестик закачался на пальце, и через мгновение уже лежал в портфеле Рэндалла. Чтобы не потерялся.
Рэндалл поднял голову. Солнце медленно опускалось за горизонт, и так же медленно поднималась тень на стене дома. Когда цель в двух шагах, время течет так медленно, а ведь и не поверишь, что эту книгу он искал уже полтора года, сначала – лениво и из любопытства перебирая архивы интернета и исторических библиотек, после, когда идея сформировалась, - по букинистическим лавкам, торговцам всякими оракулами, гороскопами, псевдо-магическими книгами и прочим мусором, среди которого Тайлер был настоящей жемчужиной. Если бы он только сразу навел его на Рейнальда Хейеса, можно было бы сэкономить время.
Он поднялся со скамейки, разминая мышцы. Нога сразу заныла. Рэндалл поморщился, потирая бедро ладонью. Тучи все надвигались, а солнце зашло. Пора идти.
Когда он подошел к нужному зданию, почти совсем стемнело, но дождь все не начался. Громадина старого дома в стиле начала XX века в свете фонарей казалась чертовски мрачной, хотя днем здесь было зелено и довольно миленько. Рэндаллу уже доводилось бывать в этом квартале.
Он набрал в домофоне номер квартиры и дождался отклика тихого голоса, уже знакомого по телефонному звонку.
- Рэндалл Крейн, - представился он, поднимая глаза к камере.

3

Рэйвен посмотрел на часы, потом за окно. Из-за крыш домов на Реген наползала темная туча, как будто бы это она тащила за собой с востока сумерки, а не садившееся солнце забирало с собой дневной свет, слишком яркий в августе, чтобы на нем находиться, слишком горячий и обжигающий своим совершенно неласковым прикосновением. Теперь снаружи дохнуло надвигающейся ночной прохладой и густой лиственной темнотой, полной тихого шелеста листьев и стука каблуков по брусчатке внизу, и можно было раздвинуть тяжелые плотные шторы, за которыми город лежал в синей полумгле. Конечно, это было эгоистично по отношению к человеку, который не является порождением ночи, сутью от сути ее, но тот, второй, согласился довольно легко, как и сам Рэйвен на этот раз на удивление легко смирился с необходимостью впустить кого-то в свое святая святых. Тем более человека. В этом доме в принципе редко кто бывал из посторонних, кто приносил сюда, в атмосферу молчаливой вечности и неизменности, биение жизни, подверженной угасанию, запах теплой крови, который забирался в темные углы квартиры и жил там какое-то время, напоминая своим присутствием о различии между жизнью и нежизнью. Рэйвен отошел от окна, где желтые фонари сражались с фиолетовым мраком, включил свет, чтобы квартира не казалась ночному гостю заброшенным темным склепом, живой могилой, в которой обитают дети голодной темноты, шарахающиеся от света. Пускай это отчасти и правда. Но лишь отчасти, и дом, его первый и единственный дом в большом городе, встретившем чадящими тогда угольными фабриками и пароходным дымом, уже давно не напоминает гробницу, в которой каждая пылинка – крупица его долгой памяти, где он совсем один со своими книгами, в пыльной тишине, от которой он сбегал в дом к Джанет.
У Амелии тихо, едва различимо, играла пятая симфония Бетховена. Вчера она пошутила, что он испугается и не придет, но отчего-то Рэйвен точно знал, что мужчина, представившийся Рэндаллом  Крейном, журналистом, оказавшимся еще и писателем, обязательно явится сегодня за пять минут до условленного времени – было что-то такое в его голосе, что позволяло предположить многое о сегодняшнем ночном визитере, одном из многих, кто интересуется его книгами. Ему было даже интересно проверить свои догадки, найти подтверждение образу, который был нарисован в воображении одним лишь голосом неизвестного человека, который позвонил ему, зная, с кем имеет дело. Уже это интриговало, совсем непросто найти среди людей тех, кто добровольно пойдет в логово ночной твари, питающейся теплой живой кровью, зайдет на ее территорию, с готовностью вверяя себя во власть существа иной, чужой и опасной природы. Именно поэтому в этой квартире так редко бывали люди. Даже деловые партнеры избегали его дома. А Рэндалл Крэйн согласился так быстро…
Звонок раздался без пяти девять.
Камера домофона увидела гостя раньше, чем его собственные глаза – мужчина даже поднял голову навстречу всевидящему оку над входом в подъезд, и пару мгновений Рэйвен позволил себе рассматривать черно-белое нечеткое изображение, в котором фигура человека казалась призраком в ночном сумраке. В голосовом устройстве раздался тихий прерывистый писк, и он слышал, как где-то в утробе дома заворочался лифтовой механизм. Рейнальд оставил дверь на лестницу чуть приоткрытой, и когда рокотание шестеренок затихло, замолк на втором этаже Бетховен, и стало слышно негромкие шаги – сначала за дверью, потом в прихожей.
- Оставьте дверь, - чуть повысил голос Рейнальд, зная, что в тишине его должно быть хорошо слышно. -  Проходите, прямо, потом налево.
Когда он зашел в гостиную, Рэйвен погасил дальний свет в глубокой нише наш камином, оставив только три желтоватые лампы над диваном и креслами, так и увидел своего гостя – в неверном старинном свете ушедших в прошлое гостиных, которые жили только в их памяти и домах тех, кто ценил сдержанное изящество двадцатых по обе стороны океана. Мельком оглядев Рэндалла Крейна, он скользнул взглядом по его лицу, не задержавшись на нем более нескольких мгновений, и жестом пригласил в глубину комнаты, к тем самым креслам и дивану, над которыми и остался ореол рассеянного света.
В прихожей щелкнул замок, и Амелия тихо вернулась к себе, прошелестев по полу шагами. Рейнальд остался стоять до тех пор, пока не сел гость, и только после этого сам устроился в кресле напротив него, теперь уже рассматривая без излишней скромности.
- Признаться, Вы меня немало удивили, мистер Крейн, - проговорил Рэйвен, положив локоть на подлокотник кресла. – Нечасто встретишь человека, готового вот так запросто прийти в дом к вампиру, ночью, пусть даже и по делу, - мягкое, как будто невзначай, напоминание о своей природе, чтобы за обманчивостью внешности тот, пришлый, не забывал, с кем имеет дело. Книга может быть всего лишь предлогом, под которым скрывается нечто большее, и Рэйвен уже давно не жил по принципу, что лучше ошибиться, чем оскорбить недоверием. Рэндаллу Крейну верить не было поводов. Впрочем, как и подозревать в чем-то – тоже. Он казался вполне обычным, в чем-то даже заурядным человеком, и Рэйвен пристально всматривался в его позу, мелкие движения рук и глаз, пытаясь определить, боится ли он, находясь в такой опасной близости от него, скорее всего, впервые в жизни так близко к вампиру.
- Я бы предложил Вам выпить чего-нибудь, но, боюсь, выбор у меня дома невелик и вряд ли придется Вам по вкусу, - он улыбнулся уголком губ. – Вы пьете кофе? У меня всегда есть запас для моего компаньона, который тоже мои пристрастия не разделяет.

4

Рэндаллу показалось, что в окружающем антураже было много напускного. В этих темных комнатах, сумраке прихожей, в которой он двигался медленно и осторожно, не желая ничего свалить на пол и не упасть самому. В тишине. Только запах сигаретного дыма еще напоминал об этой реальности, о человечном, несовершенном и бренном в погруженном во тьму мире. Навязчиво преследовала мысль, что вампир пытается произвести определенное впечатление, воплотить образ. Рэндалл должен был отметить, вполне удачно. Здесь не хотелось говорить громко, поэтому он ничего не сказал стоящей в прихожей женщине, чей силуэт был едва различим в неясном свете из подъезда. Она неподвижно изучала его, наклонив голову, как дети изучают диковинку, и ничего не ответила, когда Рэндалл кивнул ей.
Следуя приказу хозяина, он оставил дверь в покое, периферийным зрением уловив движение и шелест сбоку. Женщина вышла, а Рэндалл направился в гостиную, ориентируясь по прямоугольникам фонарного света в окнах. Снова раздалось шуршание, теперь уже где-то впереди, и комната осветилась лампами. Рэндалл прищурился, но скорее из привычки, чем от необходимости: свет был мягким и не резал глаза.
Наконец-то он мог увидеть того, к кому пришел, и Рэндалл воспользовался этим шансом, с интересом разглядывая вампира. Ничего особенного, в общем-то. Такой же, каким он его видел на старых фото, добытых в архивах представительства ОКПУ этого города. На первый взгляд – никакого вампирского магнетизма. Просто unhuman, если говорить языком ОКПУ. Non-human звучало бы корректнее, без лишних коннотаций, но день официального переименования, судя по всему, не близок.
Интересно, как они воспринимают все эти реформы, им же так много лет…
Не без труда Рэндалл опустился в кресло и откинулся на спину, мягкую и высокую. Руки сами собой нашли подлокотники кресла. Наверное, в окружении этой мебели ощущаешь себя повелителем мира.
Рейнальд Хейес сел напротив, беззастенчиво разглядывая его. Наверное, не каждый день к нему приходят посетители…
В ответ на реплику вампира Рэндалл чуть улыбнулся.
- Не сказать, чтобы запросто. Я все же спросил у Вас разрешения. Благодарю, что позволили прийти. Я ожидал отказа – мне сказали, что Вы не слишком общительны.
Он поколебался с ответом на второй вопрос. Казалось, что Рейнальд Хейес не упускает случая подчеркнуть свою природу, чуждую человеческой, или же по непонятной причине находит что-то забавное в их встрече. Рэндалл дал себе слово поинтересоваться психологией нелюдей. Хотя что могут знать ученые. Вот перед ним сидит один. Что про него скажешь?
- Не откажусь от кофе, если он Вас не затруднит. 
Кофе, который делят со смертными и единственным партнером, Свифтом, очевидно. Что ж, неплохо.

5

Закон гостеприимства – даже в их обществе закон, и непреложный. Интересно, поинтересовался ли об этом Рэндалл Крэйн перед тем, как прийти сюда? Чтобы удостовериться, что здесь ему ничего и никто не угрожает и что по прошествии необходимого времени он выйдет отсюда живым и нетронутой унесет свою горячую кровь из дома, отвыкшего уже от человеческого тепла? Даже среди детей ночи тот, кто пришел как гость с добрыми намерениями, фигура неприкосновенная, Рэйвен слышал, что в древности за нарушение этой традиции целые семьи объявлялись изгоями советом и своими сородичами, от них отрекались и забывали. Наверное, сейчас все стало иначе, в век вседозволенности не только люди забывают старые устои, но даже в их консервативном, стылом обществе наметились изменения, по поводу которых Юлиан мог бы сказать многое. Нелицеприятное и резкое.
- Нисколько не затруднит… Амелия нам поможет, - это чуть громче, чтобы  она услышала из соседней комнаты, где замерла безмолвной тенью, как всегда делала в присутствии посторонних.  За это ее ценили в ее банке, за это – и за многое другое – он ценил ее сам. Когда шаги зашуршали в отдалении, он снова посмотрел на Рэндалла, продолжая вертеть в голове его слова, но ответил еще одной легкой улыбкой, почти усмешкой. –  Моя – и не только моя – необщительность проистекает не из моего нежелания видеть рядом с собой людей или других нелюдей, в чьих жилах кровь чуть теплее, чем в моих, она проистекает из страха, Рэндалл. Мы неплохо чувствуем страх тех, кто рядом с нами. А вот Вы не боитесь. Это приятно и вселяет некоторую веру в человеческий род. И удивляет.
О чем он и сказал. Это вызывало вежливый интерес к человеку, который пришел к нему этой ночью, больший, чем он обычно испытывал в отношении смертных, от которых сперва пахло кровью, и уже потом становились заметны детали и черты, могущие привлечь внимание. Это все только усиливало просьбу, с которой этот человек пришел к нему. В логово к ночной кровососущей твари.
- Если по-честному, то и просьба Ваша была для меня, мягко говоря, неожиданностью, - он достал из кармана пачку, неспешно вытащил сигарету, и через пару мгновений приглушенный матовый свет расцветился причудливым дымным узором, наполнил комнату терпким запахом табака, который уже впитался, наверное, в вельвет темных кресел и темное резное дерево. – Вы не курите?.. Угощайтесь, - он протянул через подлокотник старую пачку. – Сейчас таких уже не делают…  Так вот Ваш интерес к библиотеке… сам по себе неудивителен, я знаю многих люей, который многое бы отдали за хотя бы часть этих книг, но видите ли, Рэндалл, конкретно этой книгой интересуются элементы… определенного толка, надеюсь, Вы меня понимаете. ОКПУ следит за оборотом гримуаров, полагаю, они так же в курсе, что этот находится у меня, и я обязан, к сожалению, извещать органы о том, что у меня интересуются потенциально опасной книгой. Я могу не извещать. Но хотелось бы знать, зачем Вам он? Праздный интерес?
Рэйвен в упор посмотрел на него, ожидая ответа, искоса следя за тем, как плывет в жидком свете дым от сигареты. Прикрытая доброжелательностью подозрительность все равно остается подозрительностью. Он верно заметил о необищительности, ибо когда за твоей спиной постоянно дышит чудовище монструозной организации, слелавшей жизнь вампиров почти невыносимой, начинаешь задумываться о каждом шаге, стараясь не делать его опрометчивым. Это было наследство Шэйна, вложившему ему в голову привычку не доверять видимой простоте, поверить, проверив, и пусть он во всем старался оградить самого себя и новую жизнь от влияния этой дряхлой тени, было глупо утверждать, что не стоило перенять от него хоть что-то.

6

Отсутствие верхнего освещения в сочетании с тихим голосом Рейнальда, неторопливостью их беседы создавало ложное ощущение уюта, кажущейся задушевности, тогда как Рэндалл предпочел бы быстрое деловое обсуждение, короткое «да» (или «нет», хотя уж его-то можно было сказать по телефону). В этой обстановке, которую вампир явно воссоздавал по образцам своей эпохи, подчиненный его ритуалам, посаженный, как под стеклышко микроскопа, для внимательного изучения любопытствующих глаз, Рэндалл чувствовал себя не в своей тарелке. Но старательно делал вид, что все идет так, как должно.
Когда Рейнальд произнес имя Амелии и повысил голос, явно давая той знать, Рэндалл спросил себя, кем эта женщина ему приходится. Слуга? Приемная дочь? Какие вообще отношения могут связывать двух живущих вместе вампиров, кроме желания обрести друг в друге защиту на случай, если существование в этой стране станет менее безопасным? Прежде чем прийти сюда, он прочел несколько статей, посвященных вампирам, но не нашел того глубинного понимания и проникновения в суть, которое мог бы перенять у авторов. Они сравнивают отношения сира и обращенного с отношениями приемного родителя и ребенка, но Рэндалл сомневался, что это верная характеристика, хотя, возможно, и единственно близкая из возможных. Но ему хотелось большего. Если бы это наверняка не повлекло никаких последствий, он задал бы Рейнальду вопрос, но он не знал, как привыкший жить в уединении вампир отреагирует на вмешательство в частную жизнь.
Рэндалл промолчал в ответ на реплику о страхе, лишь коротко улыбнувшись вежливой улыбкой. В портфеле, прислоненном к его креслу, лежал серебряный крест, имеющий мало отношения к нему самому, конечно, но могущий сменить веру в сердце вампира разочарованием. Если тот, конечно, не чувствует серебра на расстоянии. Что маловероятно. Все же он верно сделал, что не надел его. Пока что.
Рэндалл весь внутренне подобрался, когда Рейнальд заговорил непосредственно о деле.
- Благодарю, - сказал он, вытягивая сигарету из пачки вампира и затягиваясь, внимательно слушая, что тот говорит. Табак был хорош. Вопросы были логичными. Он их ожидал.
- Я не занимаюсь магией, мистер Хейес, - ответил Рэндалл, стряхивая пепел в пепельницу на столе у кресла. – Так что в каком-то смысле да, интерес мой праздный. Я пишу работу, посвященную истории магии, и мне нужны достоверные источники, не подлежащие ни церковной, ни государственной цензуре. В данной книге меня больше всего интересуют главы Нормана Фергюсона, его воспоминания об учителе и описание его гибели. Возможно, в других частях так же найдется то, что мне необходимо, но я мало знаю о них, - он развел руками. – Если ко мне придут из ОКПУ, я лишь отвечу, что это связано с моей работой. Магические силы мне не нужны. Однако я предпочел бы, чтобы о моем интересе не распространялись. Если возможно.
Рэндалл внимательно смотрел на Рейнальда, пытаясь понять реакцию. Дожидаясь ответа.
Он вспомнил, что сказал ему вампир в самом начале. О страхе. Заразном, взаимопроникающем. Создав свою империю силы, человек, может, бояться не перестал, но вселил страх в своего противника. Железный занавес новой эпохи. Неотъемлемая часть жизни. Он писал об этом в «Агорафобии», приводя другие примеры и обращая внимание читателя на другие вещи, и только что в очередной раз получил подтверждение неточности своей прозы, неполноты воссозданной им картины. Можно было бы написать обо всех, не только о людях. Но он мало писал об анхуманах, плохо понимая их. Возможно, ему стоило больше внимания уделить этой тематике.  Возможно, стоит пересмотреть…

7

Пока Рэндалл Крейн говорил, в комнату незаметно проскользнула Амелия, и Рэйвен и сам заметил ее только тогда, когда она появилась в приглушенном дымном свете слева от него, как будто из ниоткуда, из мягкой тени позади кресла, в его поле зрения. Он не повернул в ее сторону головы, слишком занятый своим гостем, говорившим занятные для смертного человека вещи, только проводил глазами, когда она ушла, оставив рядом с бронзовой пепельницей на крохотном столике чашку кофе, чей запах смешался с запахом старого кубинского табака и потрепанного дерева, и со стороны могло бы показаться, что это дом обыкновенных живых людей. Обманчивое, призрачное впечатление.
Рэйвен стряхнул пепел с сигареты, когда человек замолчал, договорив, и затушил окурок, поразмыслив пару мгновений над тем, что он сказал. Впервые за все это время отвел глаза от лица мужчины напротив, который звучал убедительно и достаточно правдиво, по крайней мере, умение чутко улавливать смену интонаций и замечать малейшие изменения в поведении, до этого спокойном и лишенном всякой нервозности, на этот раз молчало, никто не отозвалось внутри колким подозрением, ни за что не зацепился внимательный, пристальный взгляд, пока Рейнальд слушал его, чуть наклонив голову к левому плечу, как будто так можно было увидеть больше. Рэндалл Крейн замолчал, и Рэйвен выпустил его из цепких объятий собственного изучающего взгляда, столь нелюбимого многими из глупого суеверия, будто вампир видит больше, чем обычные люди, хотя в реальности вампир просто больше замечает.
- Не беспокойтесь, к Вам никто не придет, - мягко сказал Рейнальд, растирая пепел о край пепельницы, тускло блестевшей в желтоватом верхнем свете. Он поднял на него глаза, бросив мучить недокуренную сигарету там же, в ложе старого остывшего праха. – Если у меня поинтересуются книгой, я скажу, что она на реставрации. Реставратор мой хороший знакомый и давний должник, поэтому я могу Вас заверить, что никто не узнает, что книга выходила за пределы этой квартиры. А если возникнут вопросы по поводу библиографии, я могу подтвердить потом, что Вы знакомились с гримуаром здесь. Под моим чутким надзором, - он улыбнулся уголком губ. ОКПУ доставляет много проблем не только им, привыкшим с древних времен жить по ту сторону разделительной черты, каждый день ожидая, кто маячащие на горизонте черные тучи, наконец, закроют солнце. Даже обычные люди, подобные Рэндаллу Крейну, ныне вынуждены оправдываться за присущее смертным и многим бессмертным любопытство, двигающее жизнь по намеченному ей пути, вынуждены порой даже скрывать свой интерес к материям запретным. Праздный интерес человека, в силу своей профессии обязанного интересоваться тем, чем порой другие боятся, многое объяснял и выглядел правдоподобно. Поэтому они и правда обойдутся без ОКПУ.
- И, если Вас не затруднит, просто Рейнальд. У нас не принято обращаться друг к другу по фамилиям, и мне несколько… непривычно. Если Вы не против, - это действительно было почти необычно, слышать свою фамилию, которой в обыденной жизни почти не пользовался. Если бы не досадная необходимость иметь при себе документы, их общество, живущее с самого своего зарождения по правилам совсем иным, управляемое законами совсем иными, обошлось бы без фамилий вообще. Даже он в Регене знал почти всех приличных вампиров по именам и почти никого – по фамилиям.
- Пойдемте, я покажу Вам книгу. Можете забрать кофе с собой, - Рейнальд поднялся, жестом указав Рэндаллу, куда идти, по-хозяйски пропустив его вперед, к тяжелым и массивным дверям библиотеки, святая святых этого дома, разве что кроме его кабинета. Рэйвен открыл перед ним одну створку и пропустил в давящую непроглядную темноту, в которой большую часть времени пребывали подверженные световому старению книги, хрупкие старые листы старинных фолиантов и рукописей, среди которых только малая часть, купленная уже в двадцатом веке, могла бы храниться и вне этой комнаты. Он включил свет, неяркий и рассеянный, которого, впрочем, его глазам всегда хватало для того, чтобы рассмотреть местами выцветшие буквы и рисунки на пожелтевших от времени страницах – интересовавший Рэндалла гримуар был именно из таких, редких реликвкий своего времени, уцелевших для потомков. Рэйвен провел рядом с инфракрасным замком ключ-картой, раздался знакомый тихий писк, заставивший мужчину вопросительно обернуться.
- Сигнализация. Не обращайте внимания. Садитесь пока вон там, я принесу книгу.
Тяжелый кожаный фолиант он сам давно уже не брал в руки. Его не интересовала черная магия в ее чистом и не исковерканном позднейшими наслоениями виде, та самая, из-за которой горели ярко костры инквизиции в Средние Века. Для детей ночи это пустое знание, не более, чем игра с темнотой в кошки-мышки, и уж им ли не знать, на чьей стороне в конце концов будет победа? Гримуар был данью праздному любопытству, желанию познакомиться с этой стороной неизведанного мира, собственному тщеславию – владеть тем, чего нет ни у кого, и если бы не это последнее, он бы давно уже, наверное, продал его кому-нибудь, кому эта книга нужнее. Но вот такие случаи, как сегодня, грели самолюбие, всякий раз подстегивая нежелание расставаться с диковинной редкостью.
- К сожалению, он не весь в таком хорошем состоянии,- Рэйвен сел на диван рядом с Рэндаллом, протянув ему книгу. – Есть опаленные страницы. На эти странные музыкальные маргиналии не обращайте внимания, - он провел пальцем по полям, когда мужчина открыл гримуар наугад, - предыдущий владелец плохо понимал ценность книги, но был страстным поклонником джаза и играл в джазовом оркестре на трубе. Это его ноты.


Вы здесь » Black&White » Отдел I » Мракобесие и джаз